В феврале состоялась премьера российского драматического сериала «Триггер», в актерском составе которого оказался Даниил Воробьёв, уроженец Костромы. Как сказал сам Даниил: «Хорошая работа преодолевает время и становится классикой», – думаю, это и есть достаточно исчерпывающее представление всего, чем занимается наш собеседник. Сегодня же хотелось бы попытаться заглянуть глубже, понять, что же движет его талантом, что внутри души актёра. Поговорим о прошлом и о будущих планах.

Хочется выразить Даниилу благодарность за откровенность и честность в нашем разговоре. Ведь говорили мы не только о кино и театре, но и о поиске себя…

Поймать внутреннюю тишину

– Даниил, спасибо, что согласились на встречу! Насколько я знаю, вы долго жили в Москве и сейчас вновь вернулись в Кострому. Чем обусловлен ваш переезд?

– Это связано прежде всего с тем, что Москву я сейчас рассматриваю как место для работы, а не для жизни, а Кострома для меня является все-таки домом. Я не могу долго находиться в столице, это сложный город, с давящей атмосферой, мне не хватает там воздуха. Месяц, два, три – и приходится возвращаться домой, чтобы опять «поймать внутреннюю тишину». Наверное, это не от местоположения зависит, а от динамики внутреннего развития. Но в моем случае каким-то образом Кострома отзывается во мне.

– Что-то поменялось, когда вы приехали домой? Какие у вас планы?

– Так как в моей жизни присутствует достаточно много концентрации, я имею в виду и медитацию, и наблюдения, поиски себя, – сейчас я вышел на «хорошее знакомство с самим собой». Поэтому есть планы внедрить все, что приобрел в процессе самопоиска, в творчество. У меня есть ощущение, что я буду работать совсем в другой внутренней сфере, когда я не контролирую ничего. Сейчас я жду выхода сериала «Метод-2». Плюс один полный метр – «Мажор» – который, надеюсь, уже совсем скоро выйдет в кино. Планирую двигаться дальше, часто пишу пробы, находясь в Костроме, вместе с командой единомышленников.

– Говоря о внедрении внутренних размышлений в творчество, невозможно оставить в стороне, вероятно, «главный» ваш фильм – «Молчаливая вода». Это сложная, поэтичная короткометражная лента о трагичности человеческой судьбы.

– Странно говорить про это кино, потому что оно до сих пор не закончено… Я пытался, но, по некоторым внутренним причинам, не смог завершить. Было много съемок, был внутренний кризис, которому, честно говоря, я очень благодарен. Надеюсь, что уже в этом году мы сможем завершить свою работу и она поедет на фестивали.

– Насколько я понимаю, это неприбыльное кино?

– Абсолютно… Это разговор совершенно не про деньги, и зарабатывать на данной картине я не планирую, да и вряд ли это возможно. Это некое авторское высказывание на свои деньги.

– Трагичность этой картины как-то отражена в вашей жизни?

– Мне кажется, это сверхпоэтично, трагедия и серая краска – это неплохо, тоска и печаль – это очень красиво, это неотъемлемая часть жизни. На момент начала работы над фильмом я считал, что это глубокая поэзия, я и сейчас так считаю. Просто теперь внутри возникла некая середина, в которой присутствует весь широкий диапазон человеческих мироощущений – от трагедии до комедии.

– При попытке понять, откуда возникла такая художественность и нестандартность образов, у меня возник вопрос. Интересно, что художник запечатлевает «вечное» в статике, а актер в динамике. Но вы, если так можно сказать, побывали с обеих сторон. Вы учились на худграфе, это как-то помогло?

– Да, но я его не окончил, проучился только три курса. А потом понял, что это хобби, но которое мне очень сильно помогло в профессии, в ощущении формы, представлении этого мира.

– Есть мнение, что творческим профессиям учиться не надо, любое образование стравит некие рамки, границы, а гения, собственно, и определяет его возможность существовать и творить вне границ. Как вы смотрите на это?

– Неоднозначно… Тут все зависит от того, кто учится, есть ли у человека внутренняя природа художника, которой никто никогда не научит, она является наследием. Если у человека это есть, то ему очень полезна академическая школа в любом ремесле, потому что он получит платформу, от которой талантливый человек однозначно оттолкнется и пойдет дальше, в свой авторский путь. Хотя, несмотря на это, я знаю много авангардных групп художников, которые на самом деле без специального образования являются гениями в своем деле. Тут все индивидуально. Что касается меня, вряд ли получилось бы проявиться на таком уровне, если бы я не учился в академической актерской школе.

Между дозволенным и запретным

– Думаю, говоря об истоках творчества, мы не можем не затронуть детство. Ваши родители причастны к киноиндустрии?

– Нет, хотя мама творческий человек, она была музыкальным работником в детском саду, и я перенял часть ее таланта, а папа в детстве играл на фортепьяно – это были все его творческие проявления.

– Ваше мнение в семье всегда учитывалось?

– Да, у нас была достаточно демократичная атмосфера в кругу семьи.

– А как школа или театральная студия, которая находилась в ней, повлияли на вас?

– Конечно, повлияли. Театральная студия – это был мой первый актерский опыт и первая отдача от публики. Я тогда, помню, сыграл роль какого-то сумасшедшего старика в очках. (Смеется) А по сути дела, сама школа очень повлияла на меня, прежде всего отгородила от неприятностей, которых в то время было очень много на улице, и дала понять, что я гуманитарий. Тогда мне понравились литература и английский.

– Есть ли моменты, которые в детстве очень сильно запомнились вам?

– Да, это уход на Якиманиху в Берендеевку. Я постоянно сбегал из города, и мне интереснее было находиться на окраине, между дозволенным и запретным. Раньше тот лес и парк выглядели немного по-другому, мне нравилось состояние, когда ты находишься на границе: ты можешь двинуться сюда, в неизвестное, а можешь вернуться домой…

Созидание, блаженство, гармония

– Думаю, теперь стоит вернуться к искусству в вашей жизни. Чарли Чаплин сказал: «Многих мастеров на все руки ошибочно принимали за гениев». К кому вы себя относите?

– Я не определяю себя, как «гений», и не определяю, как «мастер». Я вообще стараюсь не определять себя во многих позициях, это очень хорошая внутренняя свобода для того, чтобы заниматься процессом творчества. Это очень интересный вопрос, хотелось бы раскрыть его. Мастеров и талантливых людей очень много… Но всегда лучше быть просто самим собой, совсем недавно это оказалось для меня задачей номер один. Быть собой, я считаю, – самая честная позиция, когда речь идет о творчестве. Ведь не столь важно – мастер ты или гений. Намного важнее то, что ты делаешь. Тут сам процесс является целью.

– Ни для никого не секрет, что в каждой профессии есть так называемый «компромисс». С какими компромиссами вам приходится сталкиваться?

– Компромисс – это очень болезненная для меня тема, я ее прочувствовал на себе. У меня был достаточно большой опыт взаимодействия с различными проектами, которые мне не нравились, но я был вынужден заходить туда… С другой стороны, когда ты заходишь в заведомо «странную вещь», тебе ничего не мешает повернуть голову у этого продукта и собрать на свою сторону людей, которые в этом участвуют. У меня несколько раз получалось, что я колебался перед тем, как зайти в проект, но все-таки принимал в нем участие, несмотря на факторы, которые меня смущали. И в ходе самой работы я сворачивал людей на свою сторону, в итоге у нас получался достаточно интересный результат.

Вообще любое предложение – это возможность самовыражения. Другое дело, что этот процесс достаточно мучительный, потому что, если ты заходишь в команду, участники которой хотят высказываться в сторону одного, а тебе актуально высказаться в сторону другого, – этот процесс взаимодействия получается очень сложным. Сейчас, если так можно сказать, я научился взаимодействовать с людьми, я предполагаю систему, но стараюсь не терять некую индивидуальность. Раньше я категорично говорил «нет», сейчас же я слушаю себя и пытаюсь находить точки взаимодействия с людьми, находить варианты, максимально устраивающие всех, чтобы получился хороший продукт.

– Есть мнение, что любое искусство есть лишь попытка человека уйти от страха неизбежности смерти, оставить след после себя. Вы согласны с этим?

– (Долго думает). Мне кажется, что искусство – это все-таки некая возможность дотронуться до Бога, в каком-то смысле стать Богом, ведь искусство дает возможность быть творцом. Сам процесс искусства прорывает прозаическую реальность, и возникает вертикаль, которая действительно касается божественного. Здесь не идет речь о том, чтобы победить время. Я не думаю, что большие мастера задумывались о том, чтобы увековечить себя, мне кажется, они занимались совершенно другой задачей, а именно пытались открыть для себя божественность нашего мира, чтобы те ориентиры, которые, действительно, так получилось, что победили время, были примером для других поколений.

– Закончите интервью тремя словами.

– Созидание, блаженство, гармония.

Сергей УШАКОВ